Как необанк Revolut планирует экспансию на весь мир, почему ему интересна Восточная Европа, чем он отличается от десятков других необанков мира? Об этом Forbes рассказал соучредитель Revolut, украинец Влад Яценко. Также мы поговорили о его отношении к России и войне в Украине.
У Forbes Ukraine есть twitter. Если вам удобно читать нас там – подписывайтесь по этой ссылке.
Украинец Влад Яценко, 39, уже семь лет бежит марафон диджитализации финансового рынка Европы. Окончив с красным дипломом николаевский филиал Киево-Могилянской академии, он поехал работать разработчиком в Польшу, затем переехал в Лондон. Там его коллега по Credit Suisse, россиянин Николай Сторонский, предложил присоединиться к созданию финтех-проекта. В 2015 году появился необанк Revolut, в котором Яценко стал соучредителем и техническим директором.
В 2021-м Revolut стал самым дорогим стартапом Великобритании, привлекая $800 млн при оценке $33 млрд. Тот же год стал первым прибыльным для необанка – £26,3 млн. «2022-й тоже будет прибыльным», – говорит Яценко. За последние два года число клиентов Revolut выросло более чем в два раза – до 25 млн. Финтех-сервис работает в 35 странах и предлагает десятки услуг – от перевода денег в любой валюте до крипты.
Но есть одна вершина, которую Revolut пока не может взять – британское Управление по финансовому контролю (FCA). Еще полтора года назад необанк подал заявку на получение банковской лицензии в Великобритании, но до сих пор ее не получил. Почему так долго? Одна из версий – корни соучредителя Николая Сторонского. Его отец занимает высокий пост в российском «Газпроме», попавшем под санкции США. Это не причина задержки, говорит Яценко. По словам Сторонского, он отказался от российского гражданства, имеет британское, а из РФ уехал 18 лет назад.
«Мы действительно на финишной прямой», – недавно рассказал The Guardian финансовый директор Revolut, комментируя получение лицензии. Именно она позволит Revolut выдавать кредиты – один из самых популярных способов заработка для классических банков. И может являться сигналом для регуляторов в других странах.
Последний раунд инвестиций Revolut превратил Влада Яценко в миллиардера. Правда, месяц назад Forbes USA существенно переоценил необанк. Состояние Яценко также упало с $1,1 млрд до $500 млн. «Это не имеет для меня значения», – говорит он.
С началом полномасштабной войны Revolut в рекордный для себя срок запустил возможность пользоваться необанком для украинцев. «Моя злость на путинский режим еще с 2014 года», – говорит Яценко, комментируя российское вторжение в Украину.
Forbes поговорил с Владом Яценко о планах Revolut, войне в Украине, отношении к России и о многом другом.
Интервью сокращено и отредактировано для ясности.
Зачем необанку становиться обычным банком
В настоящее время ключевое событие для Revolut – получение банковской лицензии в Великобритании. Вы ждете одобрения уже около полутора лет. Объясните простыми словами, что глобальному финтех-стартапу она дает?
Это позволит нам предоставлять банковские продукты, которые мы уже предоставляем в Европе, кредиты, кредитные карты. Лицензия на электронные деньги, с которой мы работаем в Британии, не была создана для компании нашего размера. Нам нужно перейти на банковскую лицензию, чтобы предоставлять банковские услуги непосредственно в Великобритании.
Также лицензия сделает небольшую вещь, сидящую в голове потребителей, – уберет сомнения, что Revolut – не банк по сравнению с конкурентами.
Люди считают, что вы не банк?
Некоторые люди не понимают разницы, а те, кто знает, это для них штамп доверия. Плюс есть фактический штамп – схема страхования депозитов, дающая гарантию людям. Эти факторы важны для потребителей, потому важны и для бизнеса.
Можно ли сказать, что если вы получите лицензию, то ускорите рост вдвое?
Да.
Сейчас ваши клиенты – люди, у которых есть свой доход, вы помогаете им удобно управлять деньгами, не тратить лишнего, анализировать, инвестировать. Кредитный бизнес – бизнес классических банков. Люди приходят тратить чужие деньги. Не размоет ли это восприятие вас, финтех-компании, наращивавшей более платежеспособную аудиторию?
Думаю, нет. Нашим пользователям не хватает этих услуг. Есть опыт с кредитами в Европе. Мы запустили кредитные карты в прошлом году в некоторых странах и видим положительную реакцию. Кредит – одна из базовых финансовых услуг.
Но вы начинали именно как антипод банкам, революционный инструмент. Нет ощущения, что превращаетесь в обычный банк, просто с разными фичами?
Все уже было давно, мы не создали совершенно новую сферу. Мы предоставляем финансовые услуги по-другому: современная дистрибуция, удобный пользовательский сервис. Мы берем лучшее из современных технологий, и индустрия уже подтягивается к этому уровню цивилизации. Бум финтеха и начался после финансового кризиса. Он стал толчком, что нужно менять финансы.
Если бы семь лет назад вы знали, сколько времени придется тратить не на создание продукта, а на прохождение регуляторных дебрей, вы бы пошли по более простому пути и вели бы базы классического банка-партнера?
Опыт научил, что все, что важно для бизнеса, нужно делать самому. Партнеры тебя ограничивают. Нужно все согласовывать с ними, поскольку они владельцы лицензии, на них ответственность и все регуляторные проблемы. В таких ситуациях партнер всегда будет блокером развития компании, особенно если у компании амбиции гораздо больше, чем у партнера.
Мир технологических компаний и финансовых регуляторов – две планеты даже не одной галактики. Скорость и гибкость против придирчивости и медлительности. Вы, как технологическая компания, как преодолеваете эту разницу?
У нас есть своя команда комплаенс и регуляторов, сам процесс запуска и выхода на рынок какого-то нового продукта зависит от ситуации, насколько тесно мы работали с регулятором. Финансовые рынки в странах разные. Где-то более открытый для новых бизнесов, а в некоторых тяжело или регулятор не заинтересован.
Когда осуществляем экспансию, это не новая и не отдельная компания. Это опыт, и у нас были фейлы. Мы хотели на все рынки быстро выходить и думали, это будет проще.
Почему вы так думали? Примеров необанков так много еще не было.
Это некий ignorance is bliss. Если не знаешь, то меньше боишься. Это тоже немаловажный фактор для людей, начинающих стартапы. Когда у людей много опыта и они знают обо всех проблемах, это их ограничивает. Надо еще иметь соответствующий характер, который поддерживает амбицию и не дает останавливаться при первых преградах.
Из-за нападения России на Украину и родственных связей Николая Сторонского не возникало больше вопросов у регуляторов к Revolut? Не считаете ли вы, что это может тормозить выдачу лицензии?
Проблем нет. Мы дальше оперируем, запускаем продукты. В начале войны, когда эти вопросы возникли, мы получили на них ответ. Блока нет.
Как продвигается развитие и лицензирование в США? Я так понимаю, что там еще посложнее? Там нужно отдельно со штатами работать, верно?
Процесс гораздо длиннее, да. Но там мы сейчас не в процессе получения лицензии. Работаем с банком-партнером.
Я не заметил, чтобы вы активно смотрели на рынок США. Я ошибаюсь?
Пока фокус на Великобритании. Сначала надо запустить банк здесь, а дальше уже будет проще.
Это может быть трамплином в мир? Если вы получите лицензию в Британии, это поможет быстрее убедить США, Австралию, Японию?
Думаю, да. Регуляторы смотрят на то, что производят другие регуляторы. Мы британская компания, наш главный регулятор – британский регулятор, но это сигнал для других.
Западная Европа, Восточная Европа и Азия
У Revolut 25 млн клиентов. Николай Сторонский озвучивал амбициозный план: 10 млн клиентов на всю Азию до 2025 года. Какова сейчас структура клиентов по странам?
Великобритания занимает около 20%, затем Западная Европа. Ирландия, Франция – примерно по 2 млн. Польша и Румыния – каждая по более чем 2 млн клиентов. Литва тоже не намного меньше. Испания и еще много миллионников. В Швеции Revolut относительно известен. В общем, Скандинавские страны не самые близкие для нас, а Восточная и Западная Европа – да.
Почему Восточная Европа?
Мы смотрим на финансовый сектор страны. Какие банки представляют рынок. Как развиты локальные банки или большинство часть основных банков – иностранные.
Какой из этих факторов лучше показывает, развит рынок или нет? То, что большое количество локальных или, наоборот, транснациональных?
Локальные показывают развитие. Литва и Румыния – рынки, на которых услуги предоставляются западными скандинавскими, голландскими, австрийскими банками. Польша – хоть там микс, но большинство банков локальные. Когда мы вошли в Польшу и у нас не было банковских лицензий, банки отреагировали и начали пробовать делать то, что делаем мы. Вышла наша мультивалютная карточка – и начался бум. Банки начали делать какие-то клоны мультивалютных карт, другие продукты запускать. А на рынках, где больше иностранных банков, этого не произошло.
Какие страны больше всего планируете нарастить?
В Азии мы развиваем Сингапур, Японию. В Индии мы только готовимся к запуску. В Австралии работаем над получением банковской лицензии. Новую Зеландию запускаем.
Китай?
Нет (улыбается).
США – это вторая цель после получения лицензии в Британии?
Глобально у нас три основные цели: углубление в Европе, локализация, популяризируем продукт в разных странах, США, Латинская Америка. Ментальность у нас еще достаточно стартаповская, у нас бюджет и программа на пять лет. Через пять лет рынок уже будет другим.
Почему вы считаете, что британский финтех-проект Revolut может откусить долю у крупных местных игроков, например Латинской Америки? Там довольно успешный Nubank. Чем вы лучше?
Там большое население, но были сложные условия в традиционных банках. Есть развитые банки, но большинство дают доступ к базовой услуге кредитных карт. Мы входим с открытым пакетом многих продуктов, которых нет. Кстати, Латинская Америка очень следит за происходящим в Европе. Люди в индустрии знают о Revolut, и многие копировали то, что мы делали.
Вы работали на рынке России как сервис?
Нет. Была небольшая попытка, но был момент лицензии и прочее. Мы активно не смотрели на РФ. Это тот рынок, где все контролируется государством, псевдооткрытый рынок.
Предыдущий слайд
Следующий слайд
В чем особенность Revolut
Почему традиционные банки так проигрывают в диджитализации финансовой сферы вам, необанкам?
Мир продвинулся технологически, эта финансовая индустрия чувствовала себя комфортно. Банки так быстро не смогли.
Почему?
Пропасть не образовалась за день, но у них не было мотивации постоянно апгрейдиться. Также крупнейшие банки достаточно велики, и изменения вводить сложно.
Revolut оброс десятками разных функций. Приложение стало эдаким финансовым супермаркетом. Какая следующая великая идея для Revolut?
Мы прежде всего создаем экосистему. Чтобы максимально не было ограничений по доступу к финансовым и платежным услугам. Большинство конкурентов, когда выходят на новый рынок, делают локальный клон. Зайдешь на AppStore – и несколько приложений на каждый рынок.
Вы говорите об экосистеме с точки зрения экспансии и с продуктовой, чтобы все было в одном приложении?
Да.
Нет страха, что расфокусируетесь? Что не будет ясно что такое Revolut.
Есть понимание, что наш продукт становится сложнее. Постоянно проходим этапы переосмысления.
Последний раз что именно переосмыслили в Revolut?
Не скажу, что мы полностью эту проблему решили, но упростили интерфейс. Чтобы все фичи были доступны, когда они нужны. Раньше на одном экране было столько разных опций платежей! Теперь это упростили в обычный интерфейс на уровне мессенджера. Вся эта сложность исчезла до того, что мне просто нужно перевести кому-то деньги, как – уже вторичное.
Это вроде есть у всех.
Это не у всех есть. Мы осуществляем платежи во многих странах локально, много разных способов платежей, а в каждой стране свой. Наша задача – предоставлять услуги «бесшовно». Клиент не ощущает этих проблем.
Вы очень быстро растете, но это идет в паре с болезнями роста. Чем «переболел» Revolut?
Когда дети быстро растут, родители не успевают покупать им школьную форму. Подобное у нас было в 2017 году. Большой шок был для компании, когда новых людей пришло больше, чем было. Адаптация, люди приходят со своими привычками. Это создает хаос, который сначала не можешь контролировать в полной мере. Проблема передачи внутренних знаний. Ими обладало меньше людей, чем было тех, кому их нужно передавать.
«2022 год у Revolut также будет прибыльным»
Финтех-компания Stripe – не так давно один из наиболее дорогих стартапов с оценкой $95 млрд. Потом у них была внутренняя переоценка до $63 млрд. Klarna – некогда самый дорогой финтех Европы с оценкой $45 млрд, с последним раундом она упала до $6,6. Тревожная тенденция на рынке. Вы не делали внутреннюю переоценку Revolut?
Внутренней переоценки у нас нет. Наша амбиция, что мы будем гораздо более дорогой компанией, чем сейчас.
Когда Revolut будет стоить $100 млрд?
Надеюсь, что через несколько лет. Если бы некоторые события в мире не тормозили экономическое развитие, было бы лучше. Год назад никто не думал, что будет война в Украине, никто не планировал COVID.
2022 год тоже будет прибыльным для вас?
Да.
Более прибыльным, чем 2021-й?
Пока не могу сказать, нужно будет смотреть.
Недавно Николай Сторонский сказал, что компании последних привлеченных денег хватит на два года. Когда станет ясно, что Revolut нужно привлекать новый раунд?
На этом этапе не нужно.
То есть вы пока не планируете новый раунд инвестиций?
Нет.
Есть планы по IPO?
Нет.
В 2021 году сделки с криптовалютами приносили 30–35% доходов Revolut, сейчас – 5%. Но в августе вы набирали в команду людей, которые занимались криптой. Откуда такой оптимизм?
30–35% было тогда, когда рос крипторынок. Крипта не главная часть нашего бизнеса. Мы не стартап, бросающийся в крипту, не имея долгосрочных планов. Сейчас на крипту мы смотрим отдельно от остального продукта, нет зависимости от нее.
Вы считаете, что государствам нужно усиливать регулирование крипторынка? Есть сотни миллионов новых пользователей, познающих мир диджитализированных финансов, где сотни тысяч мошенников.
Да. Регуляция улучшает рынок. У людей будут какие-то правила, которые скажут, что можно делать, что нельзя. Чтобы меньше было хаоса. Регуляторы не создают рынок, они реагируют на происходящее на рынке.
25 млн клиентов – это хороший результат для необанка, работающего почти семь лет?
Если учесть наши амбиции, то я бы сказал, что это начало.
«Я ощутил антиукраинскую пропаганду в России еще в 2008 году»
Вы помните момент, когда узнали, что Россия напала на Украину?
Ситуация была напряженной еще до 24 февраля. За неделю-две до 24-го мы начали организовывать эвакуацию людей. Предлагали временно уезжать, и если ничего не произойдет, то вернуться домой. Многие работники не верили в нападение, поэтому вовремя не уехали. Потом мы собирали людей практически по всей Украине. Тревога была настолько высока, что здесь команда работала день и ночь.
Что вы почувствовали 24 февраля?
Злобу. Моя злоба на путинский режим еще с 2014 года. А лично я ощутил антиукраинскую пропаганду в России еще в первый раз, когда был в Москве в 2008 году. Я помню этот шок от российских новостей.
Прошел уже год, вы общаетесь со многими людьми. Война изменила отношение к Украине? Исчезло ли мнение, что Украина – еще одна бывшая часть России?
Те, кто меня знает, это поняли достаточно быстро. Я не политическое лицо, но по историческим и культурным моментам мои знакомые не путают Украину и Россию.
Считаете ли себя амбассадором Украины?
В определенном смысле да. Это понимание появилось в первый раз, когда я пошел в украинскую школу в русскоязычном городке.
Вы учились в украинской школе?
Последние два класса. Тогда пришло понимание, каково общество. Дети вне школы говорят на русском из-за возможного буллинга, если разговариваешь по-украински. А потом приходишь к ним домой, и в семьях некоторые разговаривают на украинском. Это как скрытая культура.
Вы помните ваш первый разговор с Николаем, когда началась война? Хотя вы оба давно живете в Великобритании, но родная страна Николая нападает на вашу родную страну. О чем вы говорили?
Прежде всего у Николая есть родственники в Украине. В тот момент не было много слов, был шок. Первые мысли – это семья, близкие люди. Это не та ситуация, когда какую-то полемику можно устраивать.
Ваш отец бывший военный. Что он думает об этой войне как человек из советской армии?
Мой отец в Украине. У него нет неоднозначного отношения. Он украинец и патриот.
Я о том, что российская армия – советская армия. Возможно, он мог объяснить вам шизофрению, которая оттуда идет?
Эти вещи я знал с детства. Мой отец ушел из армии, когда СССР распался, потому что там много странных вещей происходило.
«Команда Минцифры Украины очень проактивна и быстро учится»
Решение о помощи Украине и открытии Revolut для украинцев – кто его инициировал? Как оно родилось?
Это была идея одного из наших работников, он не украинец. У беженцев нет документов, сложно нормально открыть счет. Мы запустили Revolut для украинцев через несколько недель.
Интересный пример быстрого запуска на рынок. Это самый быстрый запуск на рынок?
Да, самый быстрый. Можно было быстрее сделать, какие-то уроки мы извлекли.
Сколько сейчас украинцев пользуются Revolut?
Около 450 000 открытых счетов. И где-то 100 000 активных пользователей.
Вы знаете что-нибудь об украинском рынке финтеха? Слышали о monobank?
Я сам не пользовался, но слышал положительные отзывы. Я как-то давно пробовал, но не удалось открыть.
С точки зрения продуктов он быстро развивается, особенно до полномасштабной войны. Сейчас планирует выйти на польский рынок. Скорость реакции на потребность клиентов похожа на вашу.
Большая разница в операционной модели. monobank – технологический партнер.
Вы следите за усилиями Украины в цифровизации? Вероятно, знаете Минцифры, общались с министром Федоровым. Как вы оценили бы их деятельность?
Да, я общался с Федоровым у нас в офисе. Молодцы, очень проактивные, учатся быстро. Маркетинговая машина – это главное там. Все, что помогает двигать. И это нетипично. С точки зрения человека, не живущего в Украине, отзыв от меня был таким, что стране важно существенно улучшить позиции в рейтинге коррумпированных стран.
Цифровизация может помочь этому?
Надеюсь, что да.
«Илон Маск – маркетинговая машина, которую иногда заносит»
Три года назад, когда первый номер Forbes Ukraine вышел с вами на обложке, мы в материале подчеркивали ваш трудоголизм. До сих пор работаете до 10 без выходных или уже стало легче?
Не все время. У меня режим такой, что я лучше работаю в поздние часы. Сейчас начинаю работать не раньше 9:30.
Три года назад ваша доля в Revolut была 5%. Она таковой и осталась?
Нет, меньше. Сейчас она составляет 3%.
Почему вы выбрали именно финтех? Это визионерское видение, что именно финансам нужнее лечение диджитализацией? Или просто прагматичный расчет?
Все прагматично. Сложилась ситуация на рынке, когда можно было зайти. После кризиса в Европе регуляторы стали более жесткими. Открылись возможности для новых игроков с более простым продуктом на электронных деньгах. Когда начинаешь этим заниматься, быстро понимаешь, что много других проблем на рынке.
Вы мечтали когда-нибудь стать миллиардером?
Не думал об этом вообще. Это не имеет для меня значения. Публика любит такие факты, мерить таким образом.
Кто для вас из глобальных предпринимателей или компаний является примером?
Сейчас конкретного нет. Мне нравились подходы к построению компании Google, много хороших вещей делали с точки зрения организации.
Вы больше за спокойный и взвешенный подход, да?
Зависит от ситуации. Я люблю культуру Google, созданную еще до того, как они стали крупной корпорацией. Сейчас она мне, наоборот, не нравится. Хорошие условия, где нет такой амбиции и мотивации.
Илон Маск в своих компаниях создает драйвовую или даже агрессивную культуру. Он вам импонирует как бизнесмен?
У него есть вещи, с которыми я согласен, но он тривиализирует многие вещи. Если смотреть прагматично, он – маркетинговая машина, но иногда его заносит.
